Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин - Татьяна Николаевна Зубачева

Но всё это будет потом, гораздо позже, а тогда…

Венн и Фрегор, казалось, забыв о нём, полностью перешли на свой жаргон, где перемешивались ругань, воровской говор Арботанга, военные термины и ещё какие-то совсем уж непонятные слова. И Гаор перестал слушать, даже не пытаясь ни понять, ни запомнить. Но он всегда плохо запоминал непонятное. Разве что… айгринскую ругань, ну а ругань и понимать нечего, она всегда одинаковая, просто звучит по-разному. И он гнал машину, наслаждаясь чувством полёта — удалось поймать «зелёную волну» светофоров, так что тормозить ни под каким предлогом не надо — и не менее блаженным чувством избавления от Второго Старого. В «Орлиное Гнездо» они вернутся, надо полагать, самое раннее к ночи, когда праздник уже закончится, а раз хозяина по работе припекло, то и завтра будет выезд на весь день, а что бы ни было на выезде, это будет лучше, во всяком случае, безопаснее.

Венн и Фрегор наконец договорились, и Фрегор распорядился:

— Рыжий, в центр. Венн, где тебя высадить?

— Я скажу.

— Да, хозяин, в центр, — ответил Гаор, выходя на разворот.

— Этого и держимся, — Венн откинулся на спинку сиденья и удовлетворённо вздохнул.

— Да, — кивнул Фрегор, — пока это самое разумное. А там…

— Там видно будет, — улыбнулся Венн.

У неприметного ресторанчика Венн вышел, и Фрегор скомандовал:

— К Центральному Храму, Рыжий.

— Да, хозяин, к Центральному Храму, — невозмутимо ответил Гаор.

Хозяин явно становился прежним: за пять долей семь адресов. Интересно, а Храм ему зачем? Помолиться о здоровье и благополучии дяди? И всех остальных родичей? — мысленно съязвил Гаор.

Но в Храм хозяин не вошёл, ограничившись беседой с двумя храмовниками в полном облачении с надвинутыми на лицо капюшонами. Позы у храмовников были смиренными, но выправки не скрывали. Оттуда поехали по конторам, с каждым посещением хозяин всё больше мрачнел, но не ругался, не обещал вздрючить, уконтрапупить и прочее, а молча кусал губы.

— В Дом-на-Холме, — наконец распорядился Фрегор.

— Да, хозяин, в Дом-на-Холме, — ответил Гаор.

Ему уже сильно хотелось есть, уезжали в такой спешке, что сухого пайка он не успел получить, а обеда не предвиделось. Если только хозяин опять не загуляет до «Охотничьего» и не повторит там угощение в кабинете. Рассчитывать на это было, конечно, глупо, да и лучше голод в рейсе, чем пир в «Орлином Гнезде».

Дом-на-Холме показался ему сегодня особенно мрачным и неприветливым. Наверное, от голода. Снова период за периодом монотонного сидения в гараже. Время от времени Гаор выходил из машины, протирал стекло и зеркала, делал вид, что копается в моторе, даже дремал, сидя за рулём. О ходе времени можно было догадаться только по движению стрелок на циферблате вмонтированных в панель часов, а так вокруг ничего не менялось. За всё время ни одна машина не приехала и ни одна не уехала, будто они тут… для декорации стоят. Или для маскировки? Тогда для кого маскировка? И что маскируют? Не для него — это точно. Раб вообще для них всех… вроде мебели. Его не замечают, не стыдятся и не стесняются. Поймёшь для кого, поймешь зачем, а тогда и что.

Из Дома-на-Холме они выехали уже в темноте.

— Домой по кольцу, — распорядился Фрегор и застыл на заднем сиденье в мрачном раздумье.

— Да, хозяин, по кольцу, — ответил Гаор.

Отчаянно хотелось есть, но раз по кольцу, то на ужин он не успевает. Обидно. Обидно, досадно, но ладно! — всплыло вдруг в памяти услышанное когда-то присловье. Что ж, а ведь верно.

Гаор отвлекал себя всяким пустячными мыслями от голода и сосущего чувства не опасности, а… предчувствия опасности, наверное, так. Ну, на сегодня его от Орната, можно сказать, отбили, даже спасли, а завтра? А послезавтра? А… «Переменчив твой», — сказала ему тогда Первушка. Что да, то да, шило у хозяина в заднице на все случаи. Хоть бы… «Хоть бы продал он меня, что ли», — тоскливо подумал Гаор. Где бы ни было, что бы ни было, хуже не будет.

— Рыжий, — раздалось сзади.

— Да, хозяин, — откликнулся, не оборачиваясь, Гаор.

— Гони на пределе.

— Да, хозяин, на пределе, — ответил Гаор, до отказа вжимая педаль газа.

А если вмажемся? Время тёмное, заметно похолодало, и дорога подмёрзла. И сам себе ответил: «А если и вмажемся — невелика беда, одной сволочью и одним дураком меньше будет. Огонь Великий, да если моя смерть Жука откупит, то я вот он, готов, только дай знак».

Но знака не было, а навстречу уже летел лес Королевской Долины. И круглая белая луна холодно и отчуждённо серебрит дорогу, отражаясь в тоненькой корочке льда.

Огромный замок «Орлиного Гнезда» по-ночному тёмен и как-то особенно мрачен.

— Завтра в десять на «коробочке», — распорядился Фрегор, вылезая из машины возле своего подъезда в западном крыле.

Гаор повторил ему в спину полученный приказ и поехал в гараж, сдавать машину дежурному механику.

В рабскую казарму он вошёл под умноженный селекторами голос Мажордома, дававшего отбой. Спальня встретила угрюмой тишиной. И по этой тишине Гаор понял, что сегодня «развлекалочки» были особо паскудными. Но, зная здешние правила, запрещавшие любые расспросы, он молча прошёл к своей кровати и стал раздеваться, собираясь в душ. Что Снежки нет, он как-то не заметил, вернее, не обратил внимания, а ведь последнее время она почти каждую ночь у него оставалась.

— Рыжий, — негромко позвал его Старший.

— Да, Старший, — так же тихо, но не шёпотом отозвался Гаор.

— Снежку не жди.

— А что? — машинально спросил он и, тут же догадавшись, переспросил уже с другой интонацией: — Что?!

— Затрахали её, насмерть.

— Кто?! — выкрикнул он.

И тут же его окружили, зажав плотным кольцом, повскакавшие с кроватей мужчины, схватили за плечи и руки, заведя их ему за спину. И в несколько голосов, не перебивая, а дополняя друг друга, простыми и ясными словами ему рассказали, как забавляли Второго Старого, показывая тому насилие.

— Любит он это.

— Сам бессильный, так другие насилуют, а он смотрит.

— Мальцы надоели ему.

— Пригляделся.

— Из третьей спальни взяли.

— Кто посветлее и поменьше.

— И Снежку.

— Из питомника ещё привезли.

— Совсем малявок.

— Только-только проклеймили.

— Ни одна не выжила.

Гаор слушал, не пытаясь вырваться, но его продолжали держать.

— Кто? — повторил он, когда рассказывавшие замолчали.

— Отбирал или насиловал? — спросил Старший.

У Гаора дёргалась, собираясь складкой, верхняя губа, глаза стали жёлтыми, но говорил он спокойно.

— Кто придумал и кто отбирал, я знаю. Насиловал кто?

Стоявшие вокруг переглянулись. «Не хотят говорить?» — насторожился Гаор. Покрывают? Кого?

— Эти,